Язык, как средство выражения мыслей, и мышление, как процесс производства мыслей, теснейшим образом взаимосвязаны и взаимообусловлены. Взаимозависимость языка и мышления проявляется, упрощенно говоря, в том, что мысли отливаются в формы, удобные для их выражения средствами языка, а язык устроен таким образом, чтобы наиболее адекватно отражать сформировавшиеся мысли.
Язык способствует воспроизводству этнического менталитета в каждом новом поколении людей, исподволь навязывая ребенку такой способ мышления, который согласуется со структурой языка, а значит и со структурой этнического менталитета. В то же время воспроизводимые при посредстве языка этнические стереотипы мышления способствуют закреплению в языке особенностей, согласующихся с этими стереотипами.
Иначе говоря, по особенностям языка можно реконструировать хотя бы некоторые особенности этнического менталитета.
Грамматический строй языка и структура мышления
Английский язык, как известно, относится к языкам аналитического строя, в которых грамматические отношения выражаются порядком слов в предложении и специальными служебными словами.
Для английского языка характерны:
1) малое число аффиксов, преобладание слов, состоящих из одних корней;
2) фиксированный порядок слов в предложении (при перестановке слов смысл предложения может быть искажен или утерян);
3) грамматическая многозначность слов: принадлежность слова к той или иной части речи часто определяется его местом в предложении и другими (в том числе, служебными) словами;
Таким образом, структурной единицей английского (как и любого аналитического) языка является предложение. При его искусственном расчленении на отдельные слова смысл последних часто делается неопределенным.
Русский язык – язык синтетического строя, в котором грамматические отношения выражаются морфологически с помощью аффиксов.
Для русского языка характерны:
1) большое число аффиксов, развитая система склонения и спряжения;
2) относительно свободный порядок слов в предложении (при перестановке слов смысл предложения, как правило, не меняется или меняется незначительно);
3) грамматическая однозначность слов: в большинстве случаев слова однозначно идентифицируются как существительные, прилагательные, глаголы и т.д. – независимо от места в предложении и других слов (причем практически все имена однозначно идентифицируются как имена, а глаголы – как глаголы);
4) относительная смысловая независимость слов в предложении.
Таким образом, структурной единицей русского (как и любого синтетического) языка является слово. При расчленении предложения на отдельные слова последние, как правило, сохраняют свой основной смысл.
Так вот:
Англоязычный адресант кодирует мысль до конца, и лишь затем сообщает ее адресату («сначала думает, потом говорит»).
Англоязычный адресат воспринимает сообщение адресанта до конца, и лишь затем декодирует его («сначала слушает, потом думает»).
А вот русскоязычный адресант может начинать говорение и додумывать мысль в процессе говорения; может начинать и обрывать фразу в любом месте; может легко переходить от одной незавершенной фразы к другой, начатой ранее.
А русскоязычный адресат может декодировать сообщение по ходу его восприятия, слово за словом; может пропускать («прослушивать») отдельные слова и даже группы слов в сообщении (конечно, понимание сообщения при этом может ухудшиться, однако смысл ранее воспринятых и уже декодированных слов остается, как правило, неизменным); не удерживать в краткосрочной памяти уже воспринятые и декодированные слова; обоим участникам диалога – перебивать друг друга и даже говорить одновременно (при этом понимание сообщений может оставаться адекватным).
Русский язык, следовательно, позволяет адресанту «думать и говорить одновременно», а адресату – «одновременно слушать и думать».
Как видим, структуры речевого акта у англо- и русскоязычных собеседников существенно различны. Однако из этого вовсе не следует, что англоязычный адресант «продумывает» сообщение медленнее, чем русскоязычный, а до англоязычного адресата медленнее «доходит» его смысл. Суммарное время кодирования и декодирования предложения, как и качество этих операций, в обоих случаях одинаковы. Различие, во-первых, состоит в том, что англоязычный адресант производит мысленное кодирование «оптом» – в начале предложения, а русскоязычный – «в розницу», перемежая его с говорением. Во-вторых, у англоязычного адресата элементы операции мысленного декодирования распределены в процессе речевого акта существенно неравномерно (и количественно, и качественно); у русскоязычного адресата эти элементы более или менее равномерно распределены между актами восприятия отдельных слов.
Таким образом, английский язык не только заставляет человека мыслить относительно крупными структурными единицами (предложениями), но такая функция английского языка может, на наш взгляд, может служить косвенным индикатором логичности английского менталитета. Русский же язык не только позволяет мыслить относительно мелкими структурными единицами (словами), но и интегрирует (объединяет в единое и непрерывное целое) процесс мышления как таковой. Интегрирующая функция русского языка может, как нам представляется, служить косвенным индикатором образности русского менталитета.
Анатолий Железняк
Литературно-философский журнал
